Вышла антология «Русская поэзия Латвии. Конец XX – начало XXI века»

---

Лиепайские поэты удостоились чести попасть в антологию русской поэзии Латвии, охватывающую последние двадцать лет нашей жизни. Это Владимир Бучковский, Любовь Вареник-Соловьёва, Елена Гуляева, Ольга Доренская, Ольга Криль и Александр Лошак. Знакомство с уникальной книгой и её создателями в Лиепае ещё впереди.

Наша Лиепая

Одним из наиболее значимых культурных событий Латвии в этом году является выход двухтомной антологии «Русская поэзия Латвии. Конец XX – начало XXI века» (редактор и составитель Александр Владимирович Якимов). Тем более что антология появилась на свет благодаря энтузиастам, а не культурной политике страны.

И несмотря на то, что даже участники опубликованной ниже дискуссии не все и не всем довольны. На мой взгляд, издания такого рода должны пользоваться со стороны государства таким же официальным вниманием и поддержкой, как издание энциклопедий, словарей, значимых исследовательских работ.

Потому что подобные, серьёзно составленные антологии дают не только какое-то цеховое представление, скажем, о литературном процессе в определённое время. Они дают нам интимную, творческую, духовную, художественную характеристику времени со всеми его трагедиями, тревогами и победами.

23 июля в Информационно-деловом центре Санкт-Петербурга в Риге на очередных «Росбалтовских средах» обсуждалась тема «Как в Латвии увековечили современную русскую поэзию?» То есть обсуждалась антология «Русская поэзия Латвии». В обсуждении принял участие: поэт, руководитель русского культурного центра «Улей», член Петровской академии наук и искусств (г. Санкт-Петербург) Сергей Журавлёв; академик, ректор Гребенщиковского духовного училища Николай Иванов; поэт, секретарь Русской писательской организации Латвии, секретарь литературно-творческой мастерской «Русло» Дмитрий Калинин;  член правления Балтийской гильдии поэтов, сопредседатель оргкомитета Дней русской культуры в Латвии, составитель сборников «Письмена» Юрий Касянич; руководитель информационного делового центра Санкт-Петербурга в Риге Василий Соколов;  поэт, библиограф, критик, член правления Латвийского общества русской культуры Анатолий Ракитянский; поэт, редактор и составитель антологии «Русская поэзия Латвии», член Международной ассоциации писателей и публицистов (МАПП), депутат латвийского Сейма Александр Якимов. Вёл обсуждение поэт, член Союза писателей России, член корреспондент Академии поэзии (г. Москва) Пётр Иванович Антропов.

Пётр Антропов: – На первый взгляд – ничего необычного. Вышла книга. Одной больше, одной меньше... Но выход подобной антологии русской поэзии Латвии – факт до сих пор небывалый. Это впервые. Я интересовался, где ещё есть подобная антология. В США нет, в Германии нет... Хотя там есть большие русские диаспоры. Есть в Белоруссии, есть на Украине... И самое интересное – в 2001 году вышла антология русской поэзии Китая.

Инициатор и составитель нашей антологии – Александр Якимов. Возможно, он потом возгордится, но пока что не осознаёт, что он сделал.

Вне всякого сомнения, это явление для культурной жизни Латвии. И не только для Латвии – для всего русского зарубежья. Такое случается не часто.

И тут обязательно надо сказать о том, о ком публично никто не сказал – о депутате Сейма Иване Емельяновиче Рыбакове. Он первым подхватил эту инициативу. И,  главное, он нашёл того, кто профинансировал это издание.

Александр Якимов: – Пётр Иванович сказал, что ни одной антологии в Латвии до этого не было. Это не совсем верно. В 2010 году вышла «Русская поэзия Латгалии». По сути дела, «Русская поэзия Латвии. Конец XX – начало XXI века» точь-в-точь повторяет и формат, и внешнее оформление того однотомника. Часть авторов представлена в обоих изданиях. Но стихи не повторяются.  Авторы объединены общим эпиграфом: «Юных снов моих земля, Где ещё мечтать так сладко?» (Янис Райнис).

Отдельной главой представлены переводы с латышского и латгальского. Мы не ставили перед собой задачу осветить всю переводческую деятельность за последние десятилетия. Мы не хотели также брать известных латышских поэтов, чьи книги можно найти в библиотеках. Мы хотели показать людей, поэзия которых на слуху, но которые русской читательской среде мало известны в силу отсутствия переводов. Важным сегодня является то, что латышскую поэзию переводят, и в наших силах хотя бы малую её толику донести до читателя.

По какому принципу создавалась антология? Мы посчитали, что в русских поэтических сообществах (а их в Латвии много) между собой должна быть и присутствует здоровая литературная конкуренция. Каждое поэтическое сообщество, будь то Гильдия, будь то МАПП, будь то «Русло», будь то «Светоч», будь то «Улей», заинтересовано показать себя с лучшей стороны. Потому мы просто-напросто рекомендовали каждому сообществу представить тех, кого они считают лучшими. Безусловно, были авторы, которые нигде не состоят. В отношении них мы определялись путём консенсуса. Все авторы в антологии даны в алфавитном порядке.

Большое спасибо Борису Анатольевичу Равдину за статью, за исторический экскурс, который проливает свет на историю поэтических русских антологий в Латвии.

Пётр Антропов: – Появление антологий – это случайное совпадение факторов или закономерность?

Александр Якимов: – Это назрело. Если не в этом, то в следующем году нечто подобное случилось бы.

Сергей Журавлёв: – Столько всего наработано, что не поддаётся исчислению. Назрело время собирать камни. Что значит антология? В моём понимании это сборник. И ещё это значит – избранное. Это должно быть особое качество.

Но очень многие поэты в антологию не вошли. Это обидно, но так бывает всегда. Не вошла почему-то Лариса Романенко. В своё время, в 1970–1980-е годы, были «три кита» – Лариса Романенко, Людмила Азарова и Лидия Жданова. Потом сюда не вошли Владимир Алатырцев, Борис Куняев, Георгий Горский. В антологии проявляется некий латгалоцентризм. Она кренится на Латгалию, на восток Латвии.

Пётр Антропов: –

Можете проверить, но русских сборников поэзии сейчас выходит больше, нежели латышских. То есть за последние десять лет, согласно подсчётам, в Латвии вышло где-то 220-230 сборников поэзии на русском. В основном, как раньше называлось, это самиздат. Авторские издания.

Но не только. Большинство из них издано не столько на деньги спонсоров – предпринимателей, друзей. Чем это объяснить? Это опять же случайность или это реакция на определённое притеснение русского языка, низведение его до иностранного? Так сложилось, что в Союзе писателей Латвии семь поэтов – русские. А проживают в Латвии 41 или 42 члена Союза писателей России.

Николай Иванов: – Я хотел бы сообщить несколько фактов. Может быть, они как-то помогут нам ответить на ваш вопрос. Первый факт. Мы в духовном училище начинаем девятый учебный год. Выдали уже около сотни дипломов. Их получили люди из Сибири, Украины, Белоруссии, разумеется, из Литвы. И одним из факторов духовного образования мы считаем фактор хорошего проникновения русского языка. И, например, в учебнике «Духовное наследие православия», написанном Алексеем Николаевичем Жилко, определённая догма подтверждается стихотворением. Второй пример. Фотография русского поэта, пишущего о староверах, на выставке, посвящённой 250-летию Гребенщиковского храма. Спрашивается, а чего он там висит рядом с фотографиями наставников? Да потому, что встречи с поэтами, которые, к сожалению, не так регулярны, оставляют громадный след в сознании верующих. Ещё пример. Благодаря литературной странице в нашем журнале «Поморский вестник» в училище невольно складывается поэтическая студия, и для староверского издания пишут пять-шесть человек.

Оказывается, если глубоко изучать Евангелие, изучать святых отцов, от откроется, что очень многие псалмы написаны в поэтической форме. А наш преподаватель ещё подчёркивает: нельзя эти псалмы понять, если нам чужд поэтический образ мышления. Вот эта связь, эта потребность и уважение определяют то, что мы за хороших поэтов.

Пётр Антропов: – Николай Тимофеевич, согласитесь, что у латышского народа культ стихотворный даже более глубок, чем у русских. Я имею в виду дайны, песни. Основа стихотворная. Но в последнее время получается так, что русские поэты в Латвии творят больше, что ли, нежели латышские. Чем вы это объясните?

Николай Иванов: – Творят, когда душа болит.

Сергей Журавлёв: – От радости тоже. Когда восхищаются.

Николай Иванов: – Очевидно, есть какой-то внутренний гнёт. Роль же просто духовной связи между людьми, между русскими, латышами, староверами, никонианами, даже атеистами, честными атеистами, имеет первостепенное значение.

Юрий Касянич: – Начнём с того, что эти 230 книжек, которые вышли за десять лет, очень разные по качеству. Валом мы в своё время перегоняли Америку. А здесь валом не перегонишь. Эти книжки действительно изданы либо на деньги спонсоров, либо на деньги мужа, либо на деньги жены и так далее. Я читал их. Если говорить объективно и профессионально, это не стихи. Есть люди, которые утешают какие-то свои амбиции, которые вступают в какие-то академии поэзии, получают ордена... Это суета, которая возникает вокруг.

Но тем не менее литературный процесс не остановился, он существует, и количество, естественно, переходит в качество. Качество этой антологии довольно высокое. Хотя у меня были претензии по некоторым персоналиям, в конечном итоге антология получилась и стала фактом. Некоторым авторам, которые туда вошли, я при случае говорю, что это очень большой аванс – появиться в антологии.

Издать свой сборник на свои собственные деньги и потом кому-то дарить в своём окружении – это одно дело. Другое дело, когда ты включён в антологию и находишься в ряду достаточно известных имён. Это очень большая заслуга.

Сергей правильно отметил, что при работе что-то было пропущено.

Сергей Журавлёв: – Как сказал бы Юрий Иванович Абызов, может быть, что-то взято окказионально...

Александр Якимов: – Юра, помнишь, как мы вставили во введение фразу: реальная литературная жизнь во много раз полноводнее и многообразнее любой попытки её книжного осмысления. Вполне возможно не заметить и пройти мимо талантливых и самобытных строк. В этом случае остаётся только принести свои извинения их авторам.

Юрий Касянич: – Это было сделано. Мой ответ: выход антологии – закономерность. Но мне очень не нравится фраза «как в Латвии увековечили русскую поэзию». Простите, мы ничего не увековечиваем. Поэзия живая. Увековечить – это значит создать какой-то мемориал. Я с этим не согласен.

Для обсуждения был задан также вопрос: почему зарубежные литераторы называют Латвию новой Меккой русской поэзии? Я бы сказал, что вопрос этот тоже звучит нагловато-провинциально. Мекка? Здравствуйте! Не Мекка, конечно. Но так вышло, что Рига в центре Прибалтики. У нас действительно больше и объединений, и антологий...

Очень жаль, конечно, что от всего этого дела упорно дистанцируется «Орбита». «Орбита» должна была быть представлена. Я их упорно тащу везде. Но они брыкаются и отказываются. Что ж, ладно...

Ещё был задан вопрос: какое влияние оказывает русская поэзия Латвии на позиции русской культуры и языка? По-ло-жи-тель-но-е! Другого и быть не может.

Поскольку я имею отношение к Дням русской культуры, то скажу, что в рамках дней проходит много литературных вечеров, фестиваль «Балтийская строфа». В принципе, у каждого объединения есть своя аудитория. И когда берут стулья в библиотеке, потому что в зале их не хватает или когда полон зал в Балтийской международной академии, – это приятно.

Касательно членов Союза писателей России и русских членов Союза писателей Латвии. Это абсолютно моё мнение: чтобы быть русским членом Союза писателей Латвии, надо интересоваться латышской литературой. Русскопишущие латышской литературой не интересуются. Я это говорю достаточно убеждённо. Потому что мало кто знает язык. Ещё меньше из тех, кто знает язык, читает эту литературу, чтобы получить удовольствие и понять, что такое качество латышского литературного процесса. А жить в Латвии, быть русским писателем в Латвии, не зная ничего о латышской литературе, с моей точки зрения, не совсем корректно.

Наиболее яркое воплощение этого взаимодействия в русской поэзии – Людмила Азарова-Вациете. Это удивительный человек. Как она тонко, точно и правильно всё чувствовала. Поэтика латышская, поэтика русская... Когда они начинают перекликаться внутри одного автора – это здорово. У Людмилы это получилось. Я понимаю, рядом был Ояр...

А о количестве можно говорить лишь в том смысле, что оно, наверное, готовит почву, на которой произрастает поэзия.

Пишущие люди, конечно, ждут одобрения. Но вы знаете, когда человек, сочинив несколько строк, начинает говорить: «Я поэт!», sorry... Этим я хочу сказать, что в нашей активной жизни очень много любительства.

Оно, наверное, нужно, но надо лишать людей их собственных заблуждений. А возникли эти заблуждения прежде всего в результате того, что фактически отсутствует институт редактуры. То есть литературных редакторов в Латвии нет.

Сергей Журавлёв: – Я редактировал очень многих. И несут такое, что отказать нельзя. То есть уплачено. Типографии работают за деньги.

Юрий Касянич: – Ну естественно! О чём разговор? Я будущее вижу светлым. Я оптимист по природе. Будут антологии, будут в следующем году новые «Письмена», будут дни русской культуры, будут вечера поэзии.

Пётр Антропов: – Я хочу сделать две ремарки. Первая: «Орбита», может быть, даже активнее остальных. Кстати, она первой издала антологию русской современной поэзии Латвии. Правда, в этой антологии было всего, кажется, 28 авторов. То есть она всю русскую поэзию Латвии свела только к «Орбите» и её друзьям. Остальные не считались. В антологии же «Русская поэзия Латвии» (можно спорить и можно соглашаться по качеству) по крайней мере представлены  разные творческие направления, и объединения, и география.

Вторая ремарка по поводу Мекки. Дело в том, что потихонечку, без такого резонанса, как эта антология, здесь вышли, по сути дела, шесть антологий. Зарубежных авторов. Здесь проходил на европейские деньги форум «Читающая Европа». Это же не случайно. Значит, они всё-таки смотрят, что тут есть.

Дмитрий Калинин: – Лучше было называть антологию не «Русская поэзия Латвии», а «Антология поэтов Латвии, пишущих по-русски». Это моё личное мнение. Тем более в эту антологию попал один человек – Алексей Шорохов, – никакого отношения, как мне представляется, к Латвии не имеющий. Другой человек – Александр Макаров-Век – написал, что, хотя родился в России, многие годы участвует в поэтической жизни Латвии. Драматург, прозаик. Живёт в Москве. Никаких претензий.

Александр Якимов: – Главное замечание, которое я слышал в свой адрес, – не включён тот, не включён этот. Это серьёзное замечание. Но я хочу привлечь ваше внимание к полному названию антологии – «Русская поэзия Латвии. Конец XX – начало XXI века». Временные рамки очень конкретны – восстановление независимости. Это тот рубеж, от которого можно отталкиваться. А «наше время» – понятие довольно расплывчатое. Конечно, стихи могут и должны жить после смерти автора. Но если исходить из этого принципа, то мы вообще теряем всякие современные рамки. Мною строго соблюдался принцип: если на начало 1990-х человека в живых нет, он как бы не попадал.

Второе. Часть вины за то, почему люди не попали в антологию, лежит на сообществах.  Люди подходили к нам, задавали вопросы, а мы их спрашивали: «Вы из какого общества? Почему вас не делегировали?» Свою роль, возможно, сыграли личные, не личные, но взаимоотношения внутри сообществ. То есть определённая часть вины лежит и на мне.

А Шорохов как раз – один из тех людей, которые вошли с головой в нашу литературную жизнь. Он каждый год приезжает, он печатается на наших литературных страницах в Резекне, Лудзе, Даугавпилсе. Так же и Макаров-Век, и выходец из латгальской староверской семью Георгий Куликов. Ряд публикаций о русской латгальской поэзии в «Литературной газете» вышли из-под его пера. Он интегрирован в наш поэтический процесс и активно принимает в нём участие.

Анатолий Ракитянский: – Пётр Иванович произнёс слово «явление». Явление Христа народу... Так вот, этот двухтомник – действительно настоящее явление. Все свои критические замечания я уже высказал в университете, а сейчас сё-таки буду говорить о достоинствах. Действительно, этот период, эти двадцать лет – достаточно серьёзная полнота. Этот двухтомник, конечно, очень серьёзное явление. Говорить о том, что туда не вошёл один, другой, третий – без толку. Хорошо, чтобы было представлено хотя бы девяносто процентов достойных. Тогда хорошо на душе. Хотя бы мне.

А что касается профессионализма и прочего... По качеству антологии видно, что работала редколлегия, работал редактор, работал корректор... В принципе, нам надо стремиться к этому уровню. И если Александр привлекает серьёзную редколлегию, то мы надеемся, что и третья, и четвёртая, и пятая книги будут на таком же хорошем уровне. Это серьёзная работа. Давайте радоваться, что такие книги выходят.

Виктор Авотиньш

«7 секретов», рубрика «Личное мнение»