К вопросу о формировании языковой ситуации в Латвии

---

3 октября 2013 года в помещении Латгальской финансовой компании Александра Гришуленка состоялась встреча редколлегии Альманаха «Русский мир и Латвия» – Ярополка Доренского, Сергея Мазура, Александра Мальцева и Андрея Петрова с авторами и читателями издания. Поводом для обсуждения послужила выпущенная в 2012 году Музеем оккупации Латвии книга Валтерса Ноллендорфса «Латвия под властью Советского Союза и национал-социалистической Германии» (перевод с латышского языка на русский Модриса Зиеминьша, редактор Татьяна Слободчикова). В книге, переведенной на русский язык, допущено огромное количество грамматических, стилистических, исторических, смысловых ошибок. С рецензией, опубликованной в ХХХIII номере Альманаха «Русский мир и Латвия: 25 лет Народному фронту» участники встречи предварительно могли ознакомиться на сайте Гуманитарного семинара. Собравшимся было предложено дать оценку вышедшему труду. В ходе обмена мнениями возникла дискуссия, которая, по сути, стала продолжением цикла мероприятий Гуманитарного семинара с 2007 по 2013 г., посвященных вопросу о языковой ситуации в Латвии.

Сначала от редколлегии Альманаха выступили Андрей Петров, Ярополк Доренский и Александр Мальцев.

В ходе дискуссии свое мнение высказали: доктор филологических наук Юрий Сидяков, доктор психологии, академик Павел Тюрин, филолог и автор книги «Реклама в реальном бизнесе» Георгий Стражнов, журналист Виктор Авотиньш и другие.

В публикации приводится отчет о встрече с комментариями некоторых ее участников.

 

Открыл встречу Сергей Мазур, предложивший оценить книгу Валтерса Ноллендорфса: «Латвия под властью Советского Союза и национал-социалистической Германии». При этом сослался на публикацию статьи доктора филологии Ирины Диманте «Языковые проблемы в Латвии: ситуации с русским языком» в номерах VIII (2007 г.) и IX (2007 г.) Альманаха «Русский мир и Латвия».

Вывод, сделанный в статье И. Диманте: русский язык в Латвии находится в неблагоприятной ситуации для его развития и существования. Поэтому все, от кого зависит судьба русского языка в Латвии – учителя, журналисты, родители учеников – обязаны формировать уважительное отношение к родному русскому языку (Диманте И. Языковые контакты на территории Латвии в ХVIII – ХIХ вв. // Альманах «Русский мир и Латвия: Феномен языка и право». Рига, 2007. С. 15).

Выступление членов редколлегии Альманаха «Русский мир и Латвия»

 

Андрей Петров

Такие убогие издания не должны появляться в Латвии

---

– Сразу скажу, что труд Ноллендорфса я не читал целиком, а только ту часть, которую Сергей приводит в Альманахе. Думаю, что в этой объемной книге еще есть немало грамматических, стилистических и прочих ошибок. Первое впечатление, которое сегодня ослаблено немножко, было резко негативным, очень эмоциональным. Сегодня я поостыл. Отмечу лишь, что при всей красочности издания и ценности каких-то конкретных материалов, особенно фотографий, издание это безграмотно. Говорю это как филолог. Есть в книге ляпы и по исторической части. Историки, наверное, могут подробно об этом рассказать.

Ниже всякой критики перевод труда Ноллендорфса, напоминающий черновик. Ошибок и опечаток такое количество, что они воспринимаются не как случайность, а как некая тенденция. Я понимаю, что сегодня русский язык в Латвии имеет статус иностранного, но это не значит, что должны появляться такие убогие издания. Появление таких книг – демонстрация (вряд ли злонамеренная) отношения к языку одного из латвийских нацменьшинств. Но есть же такое понятие как культура издания, которая формируется коллективной профессиональной работой переводчика, редактора, корректора, художника и пр. Латышский язык у нас защищен государством, бытование печатного русского слова отслеживается небольшой группой местных филологов и гуманитарной общественностью. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. То есть русская община, часть интеллигенции, преподаватели должны этим заниматься. Но остановить выход таких книг, как критикуемая сегодня, они не могут.

Что же можно сделать? Выявить появление подобных изданий и дать им оценку. Что и сделал Сергей Мазур. Но я повторюсь: вряд ли речь здесь идет о какой-то злонамеренности с национальной подоплекой. Если бы такая книга была издана в России, я бы не удивился ни капельки. Вот, например, у меня в руках номер «Литературной газеты» от 23 октября 2013 года, критическая заметка «Клубничка для выпускника», посвященная изданной в Москве «довольно уникальной книги для школьников, для выпускников, для студентов» в серии «Экзамен на пять». В книге примитивным языком рассказываются сплетни о русских писателях. Содержанию книги соответствует и аннотация. Я приведу ее фрагмент: «Литература Т.А. Беляева, М.А. Гаврилова эта книжка произвела феноменальный отзыв для многих ученых. Литература написана именитым, доступным стилем». Латвия, как вы понимаете, здесь ни при чем. Книга издана в Санкт-Петербурге.

Ярополк Доренский

Сказывается отсутствие института переводчиков на русский язык

---

– Господин Петров описал проблему, а я бы хотел посмотреть в корень, почему такое происходит. Я бы не стал соглашаться с тезисом, что такая книга вполне могла выйти и в России. Там книжные издательства более или менее держат планку русского языка, это относится даже к издательствам, выпускающим «макулатурные» издания. Например, издательство «АСТ», выпускающее фантастическими тиражами полную ерунду – на один раз прочитать в трамвае. Мне доводилось читать несколько книг этого издательства, совершенно никчемных, но при этом в довольно толстой книге всего 10 – 15 опечаток, не больше. Придраться не к чему.

У нас другая языковая ситуация. Тот факт, что в России уровень владения литературным языком гораздо ниже, чем в Латвии, можно считать своего рода похвалой русским латвийцам. Да, мы живем в своеобразном анклаве, наш язык достаточно законсервирован. Но – какой язык? Дело в том, что в Латвии русский язык всегда был несколько иным. Если даже взять журнал «Даугава» 80-х годов, то в нём пишущего человека, живущего в Риге, всегда можно было отличить от автора-москвича или ленинградца. Именно потому, что наш язык всегда находился под воздействием и окружающей культуры, и латышского языка.

Точно такие же тенденции проявляются в соседних странах. Очень жаль, что мы этого не замечаем, не обращаем на это внимание, не говоря уже о каких-то исследованиях. Взять Эстонию и Литву. Если начать читать эстонскую газету, мы увидим, что русский язык в ней вроде тот же, да какой-то не такой: порядок слов, синтаксические конструкции другие. Предложение обрывается на самом интересном месте, потом начинается следующее предложение и тоже обрубается на полуслове – язык находится под сильным влиянием эстонского языка. Если посмотреть литовские издания, мы увидим то же явление – русский язык живет и развивается под влиянием литовского языка: другая ритмика речи, более длинные предложения, более сложный синтаксис. Это совершенно естественные явления, напрасно мы их не учитываем.

Я вижу проблему в том, что в Латвии не существует института переводчиков на русский язык. Я имею в виду не учреждение, а общественное установление. Мы не заботимся о том, чтобы у нас были специалисты, которые одинаково хорошо чувствовали бы и родной русский язык, и чужой, неродной язык латышский. Лет 15 назад лиепайская газета, в которой я работал, искала переводчика. Как позже оказалось, такими поисками занимались не только мы. В результате в Лиепае хорошего переводчика с латышского языка на русский язык просто не нашлось. Кандидаты либо родного русского языка не чувствовали, либо латышский язык был им настолько чужим, что даже не воспринимался смысл текста, либо у них не было «внутреннего чуя», который так необходим переводчику.

Обычно переводят смысл отдельных слов. Вот книга Ноллендорфса, в ней тоже переведён смысл. Обратите внимание: переводил латыш, и получилась книга на латышском языке русскими словами. Мы, русские люди в Латвии, все разговариваем по-латышски, в большей или меньшей мере. Но мы редко ощущаем, насколько латышские слова имеют более широкое семантическое поле, чем любое слово русское. Где в русском языке десять разных предметов или понятий обозначаются десятью различными конкретными словами, в латышском одного слова оказывается достаточно. И соответственно отношение к словам совершенно другое.

У нас никто не занимается изучением таких явлений. В Латвийском университете есть отделения англистики, германистики и романистики, там обучают профессиональных переводчиков, толмачей. К концу обучения у них уже набита рука: складывают клише, как кубики, благо, их языки это позволяют. А с русским языком это не проходит. Русский язык нужно чувствовать, им нужно петь. Любой русский текст, когда он только написан, надо прочитывать «про себя вслух» – как он звучит? Латыш звучания языка не услышит – он ведь Пушкина в оригинале не читает, он не понимает, что русский язык должен, как реченька, журчать; а русский человек сразу почувствует фальшь.

В современной Латвии русский язык существует внутри латышской языковой среды. Последнее время всё большее влияние на него оказывает английский язык. В плюс к этому добавилось влияние скверного языка Интернета. Конечно, есть в Интернете сайты, на которых публикуются качественные, серьёзные, интересные статьи, их читают и взрослые люди, и молодёжь, однако в основном общение в сети ведётся впопыхах. К сожалению, и русские газеты теперь пишутся впопыхах, журналисты больше не считают нужным следить за речью, пример Интернета заразителен. В наших русских газетах работают очень профессиональные корректоры, они хорошо следят за языком, большое им за это спасибо. Но следят в меру сил и возможностей.

О чистоте русского языка нужно заботиться нам самим. Латвийское государство этим заниматься не будет, ему это неинтересно. Само русское сообщество должно взять в свои руки создание института переводчиков с латышского языка на русский. При этом надо помнить, что лучшим переводчиком всегда будет тот, кто переводит с чужого языка на родной, но не наоборот.

Александр Мальцев

Книга В. Ноллендорфса выполняет идеологическую функцию

---

– Действительно, книга, о которой Сергей написал хороший обзор, довольно-таки уникальна по своей цели. Русский перевод был сделан специально для распространения в Латвии. Презентация книги Валтерса Ноллендорфса «Латвия под властью Советского Союза и национал-социалистической Германии» прошла в ряде посольств Латвии. В этом отношении она выполняет идеологическую функцию для создания положительного имиджа Латвийского государства.

Книга также была представлена в Латвийском посольстве на Украине. Можем вообразить, какой резонанс вызывает официальное, идеологическое издание, которое использует абсолютно безграмотный язык перевода. Это почти что плевок в сторону тех, на кого она рассчитана.

Есть еще один интересный момент. Сам Ноллендорфс придерживается в своем письме специфики латышского языка, отличающегося по стилистике от языка, функционирующего в Латвии после 40-го года. Каким специалистом был переводчик на русский язык Модрис Зиеминьш и стилистики какого времени он придерживался – это другой вопрос.

Местами в том, как Сергей препарировал текст В. Ноллендорфса, можно видеть что-то вроде только ошибок технического перевода. Но проблема более сложная. Человек не знает, не понимает самой сути текста и создает такую грамматическую конструкцию, которая не соответствует всем принятым литературным канонам русского языка.

Русские, живущие в Латвии, труд В. Ноллендорфса читать не будут. Этот факт не подлежит никакому оспариванию именно в силу того, что книга ориентирована не на элитарного читателя, не на массового читателя, а на чисто юридическую функцию – государственный заказ.

Другая сторона, которую затронул Сергей, связана с учебниками и с переводами латышских учебников на русский язык и их внедрение в школы. Это уже более серьезная ситуация, поскольку человек, который учится в русской школе на русском языке, вынужден пережевывать текст, который неудобоварим именно для этого субъекта как носителя русского языка.

Тут затронули проблему газет. Я не в восторге от единственной в Латвии ежедневной газеты на русском языке – «Вести». Если ее читать, то собрать таких нелепостей, как в переводной книге В. Ноллендорфса, можно не меньше, а это уже лицо русских Латвии.

Если смотреть на ситуацию в целом, то в Латвии, начиная с 90-х годов, многое из издательской культуры потеряно. Русские в Латвии сдали многие позиции, особенно позиции переводов с латышского языка на русский и наоборот. В советское время позиции перевода латышской поэзии и прозы на русский язык были вполне выразительными. Теперь эта сфера взаимообогащения языков не действует. Обратный процесс литературных переводов с русского языка на латышский в Латвии тоже практически отсутствует. Если посмотреть на издания, которые появляются, то за исключением несерьезных книг А. Хинштейна, А. Марининой и иже с ними, серьезных новых переводов на латышский язык с русского не появляется. И если говорить о литературной классике, её переводы преимущественно приходятся на 20-е годы прошедшего века и на годы позднего социализма в Латвии.

Проблему переводов где-то можно считать и государственной. Возможен вопрос, насколько государство реально заинтересовано в таком творческом взаимном, плодотворном общении? Это вопрос никто не пытается актуализировать, в общем, как-то самотеком признано, что это вовсе и не вопрос. Дальше, если посмотреть, что же на уровне государства переводится на русский язык, то это будут материалы типа вот этой книги, имеющие известную идеологическую функцию создания, воспроизводства и внедрения определенного идеологического мифа. Возможно, средства и оправдывают цель: как говорится, чем лапидарнее текст мифа, тем легче его внедрить в сознание.

В. Ноллендорфс на презентации латышского издания в Музее оккупации высказал идею, что эту книгу после перевода на русский язык следует направить школы, чтобы она стала своего рода боевым пособием по изучению того, как нужно понимать и видеть историю Латвии с 1940-го по 1991 год. По сути дела, речь идет о конкретной идеологической функции книги. Но то, что эту функцию пытаются осуществить не на русском языке, а на суррогате русского языка, к сожалению, не красит ни авторов, ни инициаторов этой работы. Таково мое впечатление от издания.

Андрей Петров

---

– Эффект обратный получился. Я о корректорах немного скажу. Я спросил как-то одного газетного корректора: почему вы не делаете стилистическую правку текста. Ответ: нет времени, дай бог ошибки орфографические исправить в ежедневной газете. Какая стилистика? Хотя некоторые тексты следовало бы полностью переписывать, исправляя «стиль» автора. Но сегодня проблема и в том, что институт редакторов исчезает. Нет преемственности. Профессионалы старой школы уходят из жизни, уезжают из Латвии. Нигде этому ремеслу у нас сегодня не учат. Разве что на отделении русистики Латвийского университета кто-то «созревает» для редакторской работы.

Ярополк Доренский

---

– Хочу продолжить вашу мысль. Почему так происходит? Почему журналисты и газеты в первую очередь страдают от языкового хаоса? Возможно, судить об этом уже будет прерогатива господина Тюрина. Каким образом у нас меняется восприятие действительности? Как меняется восприятие информации, которую нам доносят масс-медиа? Насколько стремительно мимо нас бежит информация? И в какой степени мы уже машем на нее рукой без надежды за ней угнаться?! Мы уже даже не пытаемся воспринимать её в целостности.

Нами всеми овладевает поверхностность, и в первую очередь это относится к журналистике. Журналисты пишут свои статьи абы как, ляпают что ни попадя, лишь бы отвязаться, лишь бы сдать материал быстрее, и – бегут дальше. Нет работы над текстом, нет работы над мыслью. И это отсутствие работы над мыслью вылезает из любого напечатанного текста. Слова не собраны вместе, не выстроена структура, тексты представляют собой нагромождение фактов.

Это касается не только журналистов. Так всё чаще поступаем мы все – пишущие люди, интеллигенция, преподаватели вузов. Преподаватели из года в год выступают перед всё теми же студентами с одной и той же речью, лишь бы отбарабанить свое, а потом идут домой заниматься наукой. Извините за резкость. Но отношение к слову, проявляющееся в обыденной речи, переносится и на наш письменный язык, в статьи, публикации, проявляется в небрежном отношении к знакам препинания, опечаткам, форматированию передаваемых к изданию текстов.

 

Дискуссия

Борис Равдин

Не всегда обоснованные страхи

---

– Юрий Иванович Абызов много лет коллекционировал газетно-журнальные материалы с ошибками против русского языка, отчасти обработал эти материалы в сборниках «Слово в нашей речи». Я знаком с этой коллекцией и должен сказать, что количество ошибок в современных изданиях не намного больше, чем в прежние времена. Другое дело, что кризисная ситуация или ощущение кризисной ситуации обычно порождает далеко не всегда обоснованные страхи относительно опасности, в которой находится родная культура, в особенности, если речь идет о бытовании родной культуры в иноязычной среде. Такие же страхи были характерны для русской среды Латвии между войнами – язык гибнет, язык пропадает, деформируется, уродуется и т.д. Искажение, насилие, немецкое влияние, латышское влияние, советское влияние и так далее. (Заметим, что такие же страхи в разные эпохи были (и есть) характерны для немецкого, французского, латышского и многих других языков.) Страхам сопутствует политическая спекуляция на языке.

Иной раз, в разговорах о положении с русским языком в Латвии, возникает ощущение, что у нас здесь сегодня с русским языком выжженная земля. Такое ощущение может сложиться и из выступлений некоторых сегодняшних докладчиков. По-моему, это не так.

Сегодня мы говорим о книге, изданной Музеем оккупации, удостоившейся хорошей и смешной рецензии. Книга эта – во многих отношениях уродливая, как и большинство рекламно-пропагандистских книг во все странах. К тому же, вышла она в слабосильном издательстве, которое книг выпускает в год – раз-два и обчелся. Здесь экономят на всем, в первую очередь – на корректорах и редакторах. В итоге, даже если судить только по рецензии, мы, в языковом отношении, имеем законченного уродца. Только непонятно, какое отношение к этой книге имеет указанная в ней в качестве редактора Т. Слободчикова. Насколько я знаком с работами Т. Слободчиковой, книгу в таком виде она выпустить не могла. Здесь что-то не так.

В крупных издательствах, уважающих себя, например, в «Юмава», в «Валтерс и Рапа», в «Зинатне» или «Звайгзне» положение очевидно иное – там работают грамотные переводчики, там еще не извели корректоров и редакторов; и там бывают ляпы, но не в таком чудовищном объеме. Правда, книжки той же «Юмава» – одни из самых дорогих.

Будь у Музея оккупации деньги на редактора и корректора, на полноценного переводчика, у книги был бы шанс выйти в лучшем виде, хотя дело, конечно, не только в деньгах и падении института редактора и корректора. Но и в деньгах тоже. Вы знаете, что музей прекратил издание ежегодников. Было девять ежегодников, десятый – только в Интернете. Почему, спрашивается? Нет денег. Хенрик Стродс умер, Стродс был главный доставала, и даже Стродс в последние несколько лет своей жизни не мог найти денег на продолжение этих изданий. В прошлом году я был в Музее оккупации с одним московским гостем. Обратили внимание на безграмотные подтекстовки к наглядному материалу, было неловко за Ригу перед гостем. Потом зашли к хранителю музея, поговорили. Тут нам хранитель и сказал, что о проблеме знают, что касается она не только русского языка, но пока нет денег исправить, вот будет новая экспозиция – исправят. Я не говорю об идеологии – тут вопрос посложнее. С другой стороны, если бы книжка была написана хорошим, грамотным русским языком, было бы еще хуже. Потому что сегодня над такой книжкой можно только посмеяться, а будь она написана языком Гомера или Тацита...

Вообще, язык такая потрясающая вещь, что как его ни коверкай, ни крути, ни мни и даже ни жги, он очистится, сбросит наносное, выплывет и поплывет широким потоком к тем, кто будет ждать его без страха, упрека и сомненья. Не надо бояться, надо смеяться.

 

Георгий Стражнов

Настала эпоха дилетантов

---

– Я согласен с Ярополком, мне близки и понятны его наблюдения. Я приехал в Ригу в 1972 году, и уже тогда первое, с чем я столкнулся, – это «специфический» русский, на котором здесь говорили люди. Я понимал текст, но я не понимал, как построен этот язык. Я приехал из Центральной России, из Горького (теперь Нижний Новгород), там совершенно другой синтаксический строй. Здесь я услышал массу заимствований каких-то, кальки с латышского, в произношении большое влияние белорусского, оно очень твердое, и т.д.

На Латвийском радио, где я начал работать, редакторский институт был очень сильный. Редакторский и режиссерский. Режиссеры исправляли произношение журналистов, учили интонационно правильно строить фразы. Такова была государственная политика. В те же годы блестящий филолог Юрий Абызов выпускал замечательные сборники о проблемах местного русского языка. Эти брошюры совершенно не потеряли актуальности и сегодня. Их можно переиздавать.

Сегодня о роли государства в языковой политике говорить смешно. Вся пресса принадлежит частникам. В 90-е годы пришли русские ребята, которые, завладев прессой, убрали редакторов и опытных журналистов, потому что можно было нанять мальчиков и девочек, которые рады были работать почти задаром. Я помню прекрасно эти годы. Тогда же появилось новое частное телевидение и радио. Я спросил владельца одного канала, почему он не берет профессиональных операторов с Рижской киностудии, там было много со ВГИК-овским образованием? Он ответил: «А зачем они мне? Я дам мальчику камеру, и он будет бегать у меня с удовольствием». Настала эпоха дилетантов. Так что язык – это всего лишь отражение тех социальных процессов, которые происходят в обществе. Тому яркий пример – эмигрантские издания США, Германии, Израиля или Канады, везде одно и то же.

Мне кажется, к сожалению, справедливой мысль Дмитрия Быкова о том, что мы, очевидно, – последнее читающее поколение, поколение книги. Сейчас приходит молодежь, которая вообще не читает. Я вижу этих ребят в колледже. Им «Граф Монте-Кристо» кажется слишком толстой книгой. Ребята эти не будут читать ни на русском, ни на каком другом языке. Они не читают ничего в принципе. Для них стихотворение прочитать – это проблема. Что они делали 11 лет в школе – загадка. Впрочем, и среди них будут стабильные 10 %, которые читают и будут читать книги. Просто культурная пропасть между различными общественными стратами становится всё глубже. В Германии, например, согласно исследованиям организации Level-One, в настоящий момент 7,5 миллионов взрослых толком не умеют читать и писать. И это совсем не мигранты, а люди, окончившие славящиеся своей системой немецкие школы. Тенденция, однако. Пока мы живем в «обществе потребления», ничего другого ждать не приходится. Но многое еще зависит от тех идей, которые возобладают в обществе будущего, как сказал Ярополк, и тогда что-то может измениться, но это вечная история.

Проблемы языка сегодня существуют не только у русских. То же самое говорят французы про свой язык, про экспансию англицизмов. Латыши сетуют, что в латышском полно заимствований из английского и русского. Я вижу латышских студентов, которые через два-три слова употребляют русские словечки. Информационные технологии стремятся за минимальное количество времени передать максимальную информацию. Таковы реалии современного мира, нравится нам это или нет.

 

Журналист Игорь Ватолин высказал мнение о том, что случай с В. Ноллендорфсом заслуживает только иронии, поэтому обсуждение этой книги бессмысленно.

 

Ярополк Доренский отметил, что имеет точку зрения, противоположную точке зрения журналиста Игоря Ватолина.

– Дело в том, что каждый культурный человек всегда осознает меру ответственности за свой собственный труд. Каждый человек, особенно пишущий, стремится отвечать за то, что он делает, и также осознаёт меру ответственности за тот язык, которым пишет. Потому что он всегда стремится к тому, чтобы его по возможности правильно поняли. И потому он стремится точно обозначить каждую деталь. Чем человек более культурен, более образован, тем больше внимания он обращает на детали, на мелочи. Поскольку именно мелочи чаще всего вызывают недоразумения.

 

Виктор Авотиньш

Главная проблема – недостаток публичного пространства

---

Хоть я и надеюсь, что оптимизм Бориса оправдан, мне ближе мнение Ярополка. Я не могу судить о контексте переводов с латышского на русский, но хорошие примеры, безусловно, есть. Как и хорошие переводчики. Ольга Петерсон очень хорошо перевела Улдиса Берзиньша. Сергей Морейно – Юриса Кунноса. И с русского люди переводят не только ширпотреб. Вряд ли я стану читать «Доктора Живаго» на латышском, но перевод обязательно посмотрю. Думаю, что тут главная проблема – недостаток публичного пространства, где этим переводам проявиться в печатном виде. Причем они должны появляться регулярно, как нормальная, а не экзотическая составляющая общения двух культур. И еще. Печально и даже трагично, что редакторский институт, особенно в СМИ, находится в полумертвом состоянии. Но, если я осмелился притащить в редакцию с языковой и фактологической точки зрения небрежный комментарий, и редакция его опубликовала, то основной виновник все-таки я сам, а не редактор или корректор. Автор сам отвечает за состояние своего текста.

А по нашей теме у меня три опасения. Первое – достаточно ли у нас культурной среды, достаточно ли она культурна, чтобы язык развивался даже как средство коммуникации?

Мой друг Максим Пашинин, старовер. Он побывал в среде американских староверов. Вернулся и классифицировал ситуацию примерно так. Старшее поколение – это люди, которые все еще находятся в русской культуре, своей вере и по языку, и по обряду, и по всем другим статьям. Среднее поколение – в храме они староверы в полную силу, а выйдя из храма и сев в свои американские машины, они отчасти забывают то, в какой культуре только что находились. А младшее поколение в значительной мере уже гости в русском языке и культуре. Значит, недостаток среды полнокровного существования своей культуры приводит к потерям. Я считаю, что и в Латвии русским людям следует своевременно оценить состояние социокультурных институтов, для того чтобы квалифицированно понять – каково качество здешней среды общения на русском. Тем более что официальное отношение, мягко говоря, не назовешь очень уж заинтересованным.

Второе. Тема наша «бытование русского языка». А я заявлю, что научиться в быту русскому языку латышу в Латвии уже невозможно. Не у кого. Для моих ушей это уже какой-то условный русский. А я ему учился как раз в быту. Основы получил в РКИИГА, где были ребята с разных мест Советского Союза. А потом – на месте, пребывая по паре месяцев то под Архангельском, то в Сибири, то в средней полосе. Я там слушал и воспринимал будто разные русские языки, но все они были богаты и не ущербны. А латвийский русский в быту мне уже кажется плоским. И, хоть у нашей семьи есть русская среда общения и дети мои учили русский в своей среде тоже, я, глядя на них, больше полагался на советские мультфильмы. По-русски они говорят сносно, и общаются без предрассудков.

Третье наблюдение. Оно, правда, сделано в одном месте, и я не могу судить, насколько оно объективно. В этом году меня пригласили в комиссию, которая принимала бакалаврские работы по программе общественных отношений в Балтийской международной академии. В целом мое впечатление было даже положительным. И, конечно, я ознакомился с основными источниками по теме. Но два замечания у меня появились. Одно я преподавателям сказал, другое, из-за неуверенности в своем русском, – нет. Но тут скажу.

Первое замечание – механическое цитирование источников превалирует над творческим их осмыслением. Второе – иностранные источники не переосмысливаются на своем (латышском, русском) языке. То есть – родной язык в данном случае просто одевается как скорлупа на, скажем, английское построение текста. Может быть, небрежное постижение смыслов при оперировании иностранными языками простительно нашим министрам, но если немощны по части смысла на своем родном языке без одной минуты специалисты, которые будут постоянно оперировать этими смыслами, то они, по-моему, сами себя ставят на тормоз. Вот эти три наблюдения вызывают у меня тревогу. Потому что все они так или иначе ударяют по мозгам. Значит, по культуре.

 

Доктор филологии Юрий Сидяков отметил, что общие культурные тенденции ныне воспринимаются как порча языка.

 

Павел Тюрин

О маниловщине в издательском деле

---

– Позиция Бориса в наших условиях нереалистична, и точка зрения Доренского мне более близка, потому что взгляды Бориса Равдина на сегодняшнюю ситуацию в издательском деле – это маниловщина, и она просто ущербна. Мол, достойно оплачивайте корректорам, редакторам… и подобных проблем не будет, а поскольку денег на квалифицированное редактирование у владельцев нет, то и нечего удивляться, что выпускаются неполноценные книги. Я же считаю, что если издательство получило лицензию на издание книжной, учебной, журнально-газетной продукции, а мы в них замечаем орфографические ошибки, стилистические несуразности и прочее (что должен был бы исправить отсутствующий корректор и редактор), то такое издательство не должно существовать. И здесь никакие ссылки на отсутствие оплачиваемого корректора не могут быть оправданием. В подобных случаях, по первому разу – предупреждение, что при повторении появления халтурной продукции оно может быть закрыто. Издатель должен знать, что его фирма, если продолжит выпускать дефектную продукцию, окажется под угрозой закрытия. Я думаю, что именно так надо поступать. Не можешь обеспечить качественное издание (какие бы у тебя ни были «объективные» причины) – не берись.

То же самое касается и журналистов. На моих глазах, не буду называть имена, хотя знаю их – по меньшей мере, двух-трех человек, которые за один вечер бегают с одного мероприятия, встречи, презентации на другое, побудут на них 10-15 минут и бегут дальше. И потом выкладывают читателям свои куцые впечатления и бессодержательные суждения о том, где побывали, выдавая их за полноценную информацию о культурных событиях в городе. Мне эти «информаторы» совершенно неинтересны, потому что я неоднократно убеждался, насколько их суждения поверхностны, с какой небрежностью они относятся к своим очеркам. Мое мнение: не хочешь, считаешь ниже своего достоинства за низкую оплату работать профессионально, ну и не работай, не дискредитируй книжное дело или газету – уходи. Настоящему профессионалу делать свою работу приблизительно, кое-как, плохо не позволяют его профессиональные критерии, независимо от оплаты труда. Поэтому позиция Мазура и ваша, Ярополк, мне гораздо ближе, уже столько лет, независимо от колебаний уровня финансовой поддержки, обеспечивающей выпуск интеллектуальных текстов самого высокого качества.

 

Завершила дискуссию психолог Анна Соболева, заметив, что главный вопрос заключается в том, почему Рижская Дума поддержала это издание. Ссылка на нехватку денег не убеждает, так как обычно денег не достается организациям национальных меньшинств. А качество печатной продукции на русском языке в Латвии зависит от реакции на такого рода издания со стороны русской общины Латвии.