Безымянная операция

Неизвестный эпизод из истории холодной войны

---

Американская мемориальная доска на Памятнике рыбакам и морякам, погибшим в море, вызывает у лиепайчан разные чувства. Кто-то относится к памяти героев с почтением, у кого-то она не вызывает ничего, кроме гнева. Кто-то знает определённо, что на памятнике написана ложь, кто-то другой находит для себя вполне естественным участвовать в ежегодных апрельских мероприятиях с участием посла великого государства и руководства нашего города.

Что произошло в действительности более 60 лет назад над водами нашего моря? Об этом рассказывает материал Владимира Бондаренко, для которого это журналистское расследование стало последним.

В 1992 году была создана и до сих пор успешно работает совместная российско-американская комиссия по делам военнопленных и пропавших без вести военнослужащих в годы «холодной» войны. За годы после Второй мировой войны у границ и на территории бывшего СССР было сбито много самолетов-нарушителей. Случалось это и над Балтийским регионом. Более двух лет назад [в 1998 году] редакция газеты «Курземес Вардс» начала акцию по поиску свидетелей воздушного инцидента над Лиепаей 8 апреля 1950 года, когда был сбит американский бомбардировщик Б-29. С этой инициативой выступила американская сторона, и в Лиепаю по этому поводу несколько раз приезжали члены названной выше комиссии.

Откликнувшись на одну из публикаций в местной газете, я зашел в редакцию оказать посильную помощь. Служба на боевых кораблях в Лиепае в конце 50-х годов, затем длительная работа на спасательных и гидрографических судах здесь же, знание портов и прилегающих к ним территорий от Выборга до Засница на о. Рюген и, конечно же, интуиция подтолкнули меня на участие в акции. Встречался я со многими людьми, которые когда-то были причастны к этой трагедии. Сложность сбора нужной информации заключалась еще и в том, что все участники событий, каким-либо образом причастные к гибели самолета, давали подписку о неразглашении без указания срока. В результате многочисленных встреч и доверительных бесед со старыми друзьями и хорошими знакомыми выстраивалась логическая цепочка давних событий и проявлялась общая, но четкая картина произошедшего, иногда с очень точными и яркими эпизодами. Напрягаясь, удавалось проникать в отдаленные и потайные уголки памяти. И не зря.

Сейчас, как кажется, в этом деле можно поставить точку. Найдены свидетели и участники происходивших событий – от начала поиска самолета до захоронения членов экипажа. А как это было, расскажут материалы под общим названием «Безымянная операция».

Настоящая публикация не претендует на историческую документальность, но приведенные в ней события и факты имели место в указанное время, так же как и фамилии действующих лиц. Буду признателен за уточнения и дополнения, если таковые появятся у читателей.

Инцидент в воздухе

В послевоенные годы, в период так называемой холодной войны, в штабах НАТО разрабатывались планы ударов по СССР. Так, в плане 1949 года под кодовым названием Дропщот в качестве основного вида оружия значились 133 атомные бомбы, а в плане следующего года под названием Чариотир фигурировало уже более 300 бомб. Из них на Москву предполагалось сбросить 8, а на Ленинград – 7. Не оставлены были без внимания и другие крупные города и военные объекты. В первой двадцатке по значимости и порядку нанесения ударов были и Лиепая, и Рига. Поэтому велась интенсивная разведка, в том числе авиационная, выявлялись слабые места в противовоздушной обороне. Нарушения воздушного пространства были столь часты, что сообщения о них уже не вызывали никаких эмоций.

Вот и над Балтикой все чаще стали появляться самолеты-нарушители. Для этих операций натовцы использовали скоростные самолеты с мощными современными локационными установками. Увидев на экране своих локаторов подъем в воздух советских истребителей, разведчики своевременно уходили в нейтральное пространство. А летали они на высотах, не доступных для зенитчиков. Предел поражения для зенитных орудий того времени был 10 500 метров. Командованию ПВО Прибалтийского военного округа надоело получать разгоны за участившиеся случаи нарушения границы.

И вот накануне флотских учений, когда ожидалось появление гостей, с Данцигской косы было скрытно переброшено звено истребителей Ла-11 на заброшенный со времен войны, совершенно непригодный аэродром под Палангой. Это и предопределило успешный перехват самолета-нарушителя.

8 апреля 1950 года в небе снова появилась натовская Летающая крепость – самолет-разведчик Б-29. Вынырнув чуть ли не буквально из-под его брюха и взяв его в клещи, два советских истребителя бомбардировщику обозначили трассирующими очередями коридор следования и попытались увести и посадить его на ближайшем пригодном для этого аэродроме – рижской Румбуле. Но не для этого экипаж бомбардировщика поднял его накануне с одного из натовских аэродромов в Африке и получил утром спецзадание в немецком Висбадене, чтобы плюхнуться в непредусмотренном месте, да еще и с компроматом.

Тяжелая машина с эскортом находилась в небе над Павилостой, когда она внезапно развернулась на 180 градусов и, отстреливаясь, начала полет в обратном направлении — на юг, несколько отклоняясь к западу, к нейтральному пространству.

Последовал доклад ведущего пары истребителей, что нарушитель его обстрелял и уходит. «Исполнить молнию!» – последовал приказ, что означало открытие огня на поражение. Это было сделано незамедлительно. Заложив вираж и на спирали исполнив бочку, истребитель оказался над бомбардировщиком и дал очередь из автоматической пушки.

Произошло это над Павилостой на высоте 11 – 12 тысяч метров. За бомбардировщиком обозначался легкий сизый дымок, а потом потянулся черный жирный шлейф. Самолет начал резко терять высоту. На траверзе Лиепаи в 13 милях от берега супербомбардировщик Летающая крепость Б-29 рухнул в море.

Примерно через неделю в одном из советских армейских журналов во внеочередном номере за апрель на обложке красовались фотографии летчиков, награжденных боевыми орденами. А командиру полка истребительно-штурмовой авиации полковнику Шинкаренко надолго было задержано присвоение очередного воинского звания – видимо, за самодеятельность.

Что искал эсминец на Лиепайском рейде

Утро 8 апреля выдалось спокойным и светлым. Закончилась серия весенних штормов. В штабах и на кораблях Лиепайской военно-морской базы шла подготовка флотских учений, которые до этого долго переносились из-за непогоды. Уже было отменено увольнение на берег как личного, так и офицерского состава. Вдогонку очередному циклону с Атлантики, пронесшемуся на восток, над небом Лиепаи плыли белоснежные облака, между которыми все чаще пробивалось веселое весеннее солнышко. На кораблях производилась большая субботняя приборка.

В этом плане эсминец Сторожевой от других кораблей ничем не отличался. Под бравурную музыку, разносившуюся далеко за пределы гавани, матросы наводили флотскую чистоту. Дело шло к завершению аврала. Только что прозвучала команда, медь, латунь драить, резину – белить! Но в это время внимание моряков привлек козел – газик из штаба базы, лихо затормозивший на пирсе и уткнувшийся носом в трап Сторожевого.

– К командиру, срочно, – буркнул дежурному штабист.

Не успел газик покинуть пирс, как на Сторожевом уже яростно заливались колокола громкого боя – объявлялась тревога с экстренным приготовлением корабля к бою и походу.

Рявкнув на запуске, застучали дизель-генераторы, убирались береговые кабели и шланги. Из труб повалил густой дым – все четыре котельные установки начали подъем паров. Подвалили два дежурных буксира и начали отводить эсминец на середину канала. На мостике корабля распоряжались командир капитан 3-го ранга Звигур и как-то незаметно оказавшийся рядом командир дивизиона охраны водных рубежей капитан 2-го ранга Гольдберг. На Сторожевом он держал свой флаг и походный штаб. Эсминец начал движение в сторону Воздушного моста.

За кормой осталось все хозяйство Гольдберга – дивизион хреновой погоды, как метко прозвали флотские острословы это соединение. Еще бы! Чего стоили одни названия кораблей: Туман, Туча, Тайфун, Молния, Мгла, Муссон, Град, Гроза, Гром. У отдельного пирса стояло звено морских охотников – Цусима, Цунами, Циклон. Впрочем Сторожевой имел и другое, далеко не официальное название – Гибрид, данное кронштадскими корабелами во время серьезного ремонта в годы войны.

С ходового мостика уже были видны фермы разведенного моста. Отдав буксиры, впервые, вопреки инструкциям и наставлениям, эсминец шел по каналу двенадцатиузловым ходом, таща за собой крутую волну. Приняв в аванпорту с дежурного катера пакет, корабль развил максимально возможную скорость и вышел на обследование района поиска. Пакет представлял из себя обычный конверт для писем с вложенным листком, на котором, явно второпях, было написано о необходимости обследовать квадрат и обозначены точки его углов. Все найденные плавающие предметы, а возможно, и людей, поднимать на борт. И соблюдать осторожность. Последняя фразы была подчеркнута дважды. Подпись адмирала Леута не узнать было невозможно.

Добросовестно исполосовав обозначенный квадрат вдоль и поперек и сделав пару кругов по периметру дополнительно, моряки лишь подняли на борт два рыболовных ящика, сосновый брус, видимо, утерянный лесовозом, и яркий пляжный мяч, непонятно как оказавшийся здесь в это время.

В Лиепае швартовались уже в плотные сумерки. На пирсе корабль встретил сам Леут со свитой. И только после официального доклада, когда прощались, адмирал сказал, что наши пернатые утром американца завалили.

Предыстория поиска

Отдельный дивизион тральщиков особого назначения из шести единиц под командованием капитана 2-го ранга Киселева в это время находился на рейде порта Засниц (о. Рюген, Восточная Германия). Ожидался лишь тральщик №185, который, закончив ремонт, принимал со складов в Вентспилсе необходимое траловое вооружение. В южной части Балтики прочно обосновался антициклон, что способствовало проведению тралений. Подразделению предстояло очистить от боезапаса и всякого хлама фарватеры, якорные стоянки, акваторию порта.

За вечерним чаем комдив Киселев, собрав командиров тральщиков, объявил, что только что слышал по радио из Москвы, что у Лиепаи сбит самолет-нарушитель, и, кажется, предстоит неплановая и срочная работа. И – как за борт глядел. Через какой-то час пришла шифровка: «Сняться с якоря, спешно прибыть в Лиепаю».

На подходе к Лиепае на рассвете получили семафор с поста службы наблюдения и связи: группе добро на вход, швартоваться к стенке судоремонтного завода.

Казалось бы, надо сразу приступать к поиску сбитого самолета – ведь тральщики вполне современные, оборудованы хорошим поисковым снаряжением и найти самолет им не составит особого труда – это лишь вопрос времени. Кстати, они были построены в США, в Майами, на флоте их называли «амиками». Установленные на тральщиках лебедки с электрическими металлоискателями значительно облегчали поиск топляков. К тому же, небольшие суденышки имели вполне приличные, если не сказать, комфортные, условия обитания команды.

Ситуация стала несколько проясняться, когда на кораблях начали устанавливать водолазное снаряжение и декомпрессионные камеры, на что были брошены лучшие силы из числа заводских специалистов МЗ-29. Подобное же оборудование устанавливалось и на некоторые другие суда, например, гидрографические.

Не дремали и натовцы. Под вечер того же дня над Балтикой барражировали несколько поисковых самолетов. В основном это были английские Каталины. Интенсивность поисков с воздуха усиливалась с каждым днем, в надежде найти хотя бы какие-то следы исчезнувшего с экрана радаров самолета (см. схему). Однако эпицентр поисков натовцами сильно отличался от фактического места его падения.

Заметив оживление советских спасательных судов вблизи Лиепаи, вплотную к морской границе СССР подошли и натовские корабли.

Первым появился натовский разведчик с немецкой командой А-51 (фото). Судно военной постройки, имевшее на вооружении одну 2,5-дюймовую пушчонку и парадный ход в неполных 12 узлов, было нашпиговано прослушивающей и записывающей аппаратурой – как эфира, так и водных глубин. Оно и впоследствии доставило немало хлопот и головной боли штабистам, появляясь зачастую в нужном месте в нужное время ранее объявленных учений. Особый интерес у экипажа судна-шпиона вызывала работа эсминцев и их взаимодействие с подводными лодками.

По недавнему сообщению газет этот физический и моральный старец в качестве подарка достался Южному району Морских сил Латвии. Германский Bundes Marine удачно избавился от хлама.

Сразу же после падения сбитого самолета в верхах было принято решение о тотальном и тщательном поиске на внешнем рейде всей акватории порта, особенно по курсу следования бомбардировщика, так как данные авиаторов о месте падения расходились с данными береговых служб.

Утверждалось о падении каких-то предметов с терявшего высоту самолета. Все подготовительные работы, как и сам поиск, были окружены ореолом сверхсекретности. Помимо подписи о неразглашении, было строго запрещено делать какие-либо фотографии. Может, дело было в падении предметов?

Поиск. Находка и потеря

Корабли и суда, прошедшие предпоисковую подготовку на заводе МЗ-29 Тосмаре и укомплектованные командами водолазов, выходили в район поиска по мере готовности. Первыми вышли тральщики дивизиона Киселева. И уже на второй день были обнаружены все большие фрагменты самолета, развалившегося при ударе о воду.

Первым был найден фюзеляж, затем в метрах пятистах – кабина, срезанная очередью истребителя, а в метрах 300 – 500 от фюзеляжа были найдены крылья. Обнаружив обломки, застропив их и слегка приподняв из грунта, тральщики в одну из ночей скрытно от натовцев отбуксировали их в территориальные воды, где они и были подняты подошедшим из Кронштадта спасателем подводных лодок Парижская коммуна.

Интересная деталь: при подъеме кабины на рабочих местах были обнаружены пристегнутые ремнями в креслах командир экипажа и второй пилот. Недалеко от кабины на грунте был обнаружен сильно изуродованный труп еще одного члена экипажа.

Обломки Б-29 были доставлены на причал №15 и на завод Тосмаре, где разобраны на более мелкие детали и фрагменты. Пользоваться автогенной резкой во избежание нарушения структуры металла категорически запрещалось.

В специально подготовленных вагонах, под охраной, узлы, детали и образцы металла были отправлены на дальнейшие исследования. Львиная доля этого добра предназначалась институтам легких и твердых сплавов, многообразное досталось и лабораториям летных училищ. Ответственные детали, узлы и агрегаты стали достоянием оборонной промышленности. Но особенно тща­тельному изучению подверглась электронная начинка, радиолокационное оборудование. Не осталось без внимания и вооружение Б-29, но особого впечатления оно не произвело.

Нет оснований утверждать, что Б-29 имел на борту атомную бомбу, но ее наличие предполагалось, чему подтверждением могут служить обширные, осуществлявшиеся водолазными судами поисковые работы в зоне, примыкающей к внешнему рейду, которые продолжались еще долго после поднятия самолета.

Косвенным подтверждением этого мог бы послужить и тот факт, что испытанная в полевых условиях в 1954 году на Тоцком полигоне, в Оренбуржье, советская А-бомба и А-бомба американская были как две капли воды похожи друг на друга – и по размерам, и по аэродинамическим показателям.

Справедливости ради необходимо отметить несчастный случай, который привел к гибели матроса, произошедший на приданном дивизиону Киселева рейдовом тральщике № 1101. Случай произошел при выполнении тральщиком не свойственного ему маневра – постановку на три якоря. В петлю бегущего по палубе троса угодил молодой матрос-кок. Попавшего как в силок матроса, проволокло по палубе, протянуло через кормовые роульсы и выбросило в море. Жизнь матроса спасти не удалось.

Что происходило на Парижской коммуне

Поднятые со дна большие фрагменты развалившегося при ударе о воду Б-29 были отправлены на берег. Кабина же с находящимися в ней пилотами была погружена на палубу тральщика №183, закреплена по штормовому и закрыта брезентом.

Тральщик сразу же взял курс на юг. Конечной цели перехода из команды не знал никто. С правого борта параллельным курсом в ближнем охранении шел эсминец Свирепый, Значительно мористее, на пределе видимости в полном составе во главе с крейсером Киров маячила эскадра.

На траверзе Балтийска, поблагодарив Свирепый за сопровождение, тральщик лег на входной створ главной военно-морской базы.

Еще при подходе к семафору было указано место швартовки: причал №1 вспомогательной гавани. Соскучившиеся по берегу моряки потирали ладони от удовольствия – все знали этот причал.

Рядом, в сотне метров от него располагался ресторан Золотой якорь. Но очень скоро потертые ладони были спрятаны в карманы брюк, а нижние челюсти сильно поотвисали: на причале тральщик встретило серьезное оцепление – сход на берег запрещен. Допоздна для команды крутили фильмы.

С наступлением темноты на причале появился автокран и Студебеккер-торпедовоз, заполненный на половину песком с опилками.

Утром на тральщике не обнаружили ни оцепления на берегу, ни автотранспорта; не было на палубе и груза.

Тральщик, пополнив запасы топлива, воды и продовольствия, к вечеру вышел в море и примкнул к своему дивизиону, направлявшемуся к острову Рюген для выполнения так и не начатых плановых работ.

На Парижской коммуне тем временем проводились какие-то скрытые работы. Постоянно доставлялись оказией или специальными судами группы специалистов различного ранга, большие армейские и флотские начальники, много было и штатских при шляпах.

Парижская коммуна – уникальный спасатель подводных лодок, катамаран, выполненный из двух корпусов эсминцев, – имел на корме приличную разделочную площадку, доступ на которую был запрещен даже команде. В необычно больших количествах с берега доставлялся технический кислород (без сопутствующих компонентов, необходимых для производства сварочных работ). Что-то разогревалось, вырезалось или выплавлялось. Что именно – об этом, видимо, уже не скажет никто. Когда я как-то, разговаривая с одним человеком, предположительно – одним их участников этой операции, спросил его, что же происходило на спасателе, он тут же открестился от этого дела, утверждая, что не имел никакого отношения ни к самолету, ни к его поиску, поскольку, будучи молодым сверхсрочником, служил всего лишь на берегу – на складах МТО подплава. Но брошенная второпях, как бы между прочим, фраза произвела впечатление:

– Помню, много, очень много на большой я отправлял кислород. Однажды отпустил 100 столитровых баллонов.

Эта работа на спасателе велась и после майских праздников, когда были уже прекращены и водолазные поиски. Прикрытие береговых батарей и маячившие на горизонте эсминцы обеспечивали надежную охрану и спокойную работу.

Не хочется читателей подталкивать на черные мысли, но факт остается фактом: вскоре после случившегося СССР, до того лишь имевший большие успехи в области разработки ядерного оружия, заявил, что имеет на вооружении атомную бомбу. А доставшийся, правда, по фрагментам – из-за трех прямых попаданий, экземпляр Б-29 послужил прототипом новой серии бомбардировщика КБ Туполева.

Несомненно одно: новейший супербомбардировщик Б-29, а возможно, и образец А-бомбы, для советской оборонки стали буквально упавшим с неба подарком судьбы.

О чем поведала фотопленка со сбитого Б-29

Задолго до входа в воздушное пространство СССР на самолете-нарушителе было включено аэрофотосъемочное устройство, работающее в автономном режиме. При ее прокрутке легко можно было воссоздать курс нарушителя.

Войдя перпендикулярно берегу в советское воздушное пространство в районе литовской Неринги, что на Куршской косе, самолет резко изменил курс и направился строго на север, вдоль береговой линии, оставив этим маневром далеко позади источник предполагаемой опасности, – аэродром истребительно-штурмовой авиации, расположенный на северной оконечности Гданьской косы.

На пленке четко рассматривалась Клайпеда, ее порт с торговыми судами, чуть далее – Паланга, а несколько в стороне, в лесочке – под маскировочной сетью, но легко различимая с воздуха, – РЛС дальнего обнаружения.

Лиепая предстала во всем великолепии. Не было даже легкой дымки, что чуть ранее скрывала Клайпеду. Четко различимы дымящиеся заводские и фабричные трубы, гавани с торговыми и военными судами, прямоугольные квадраты подземных артиллерийских складов, береговая дальнобойная батарея, два бронепоезда, каждый на своей железнодорожной ветке и под маскировочной сетью.

Над Павилостой обозначилось подергивание кадров, затем, видимо на вираже, вдали несколько размыто мелькнул один из рыбацких поселков – Ужава или Юркалне. Потом полет в обратном направлении: слева – берег, море – справа, и неумолимо быстро надвигающаяся водная рябь моря.

Визит НАТОвских гостей

Несправедливо поднятая западными СМИ шумиха о сбитом пассажирском самолете была болезнен­но воспринята военным руководством Союза. Несколько поутих накал и изменился тон информации только тогда, когда стало известно о том, что советскими кораблями ведутся поиски сбитого самолета, и, мало того, – он уже обнаружен. Но все же вражьи голоса продолжали утверждать, что сбит невооруженный самолет – заблудившийся (?!) разведчик погоды. Чтобы окончательно развеять и эту ложь, советское командование решило ознакомить со своими находками натовское руководство.

В один из погожих дней, в двадцатых числах апреля, на аэродроме под Калининградом приземлился военно-транспортный Дуглас в сопровождении двух советских истребителей. В поданный к трапу Зим, плотно зашторенный занавесками, уселись трое военных, по-видимому – старшие офицеры ВВС США, и один в штатском – переводчик. Впереди шел автомобиль коменданта гарнизона г. Балтийска, возглавляющий колонну, замыкал ее крытый газик со взводом охраны. Перед въездом в запретную зону колонна притормозила... и, не останавливаясь, миновала КПП, затем, свернув вправо с основной дороги, въехала на территорию Главного госпиталя Балтийского флота. После завтрака гостям предъявили кабину бомбардировщика, по-прежнему находившуюся в Студебеккере, а в морге – хранившиеся до особого распоряжения тела двух пилотов. Третьего смотреть не стали – хватило двух. Для более полного гостеприимства американцам было показано и кино – фотопленка со съемочного устройства Б-29, то ли с целью дезинформации, то ли по нерадивости киномеханика запущенная задом наперед, но среди малочисленных присутствующих это смеха не вызвало. Ошарашенные и явно подавленные увиденным, гости, отказавшись от обеда, кажется, с удовольствием покидали территорию госпиталя. Резко, как по команде, изменился и тон западных СМИ, скупо сообщивших лишь факты. А потом и вовсе на эту тему было наложено табу.

Что не по силам Пентагону

Вся эта история, возможно, ушла бы в небытие, не появись в Лиепае члены российско-американской комиссии по делам военнопленных и пропавших без вести военнослужащих. По признанию одного из них, Ричарда У. Харрисона, с которым мне пришлось неоднократно встречаться, вдова второго пилота Рейнолдса, Мэри Рейнолдс, доняла своими жалобами, запросами и заявлениями и Конгресс США, и Пентагон. Она безутешно твердит одно – верните мне мужа, а если сделать этого не можете, то хотя бы покажите его могилу. Увы, ни того, ни другого во всесильном ведомстве сделать не могут. И Мэри Рейнолдс, видимо, не найдет душевного покоя до конца дней своих.

Рассказ доктора с Лага

Однажды, находясь в командировке в городе Балтийске, автор этих строк с группой товарищей прогуливался по песчаному пляжу. Увлекшись сбором янтаря, мы отмахали с десяток километров. Вышли далеко за городом, у флотского госпиталя. По дороге к автобусной остановке наткнулись на красивое старинное кладбище. Решили зайти и бегло его осмотреть, хотя день клонился к вечеру и накрапывал дождь.

Нас поразили старинные ухоженные захоронения видных прусских военноначальников, баронов и прочей знати. В глубине кладбища возвышался памятник советским воинам. За ужином в кают-компании мы хвастались друг перед другом своими находками и делились впечатлениями об увиденном.

– А еще мы видели могилу американских летчиков, – как бы между прочим произнес один из участников импровизированной экскурсии, судовой врач Стыскин.

Посыпались встречные вопросы: почему он так думает?

– Так флаг-то американский и винт авиационный, – резонно отвечал доктор непонятливым. – А еще там надпись была примерно такого содержания: «Здесь покоятся тела летчиков, потерпевших катастрофу в небе Балтики». И ни дат, ни фамилий. Таких или подобных могил я насмотрелся под Мурманском.

Вопросов больше не последовало. Все знали, что наш доктор в войну и более поздние годы служил на севере. Этот, казалось бы, мимолетный разговор я вспомнил 26 лет спустя, когда всерьез начал заниматься выяснением обстоятельств гибели экипажа Б-29 и поиском могилы летчиков.

«Разбор полета»

Сегодня, отдалившись от описываемых событий на временной отрезок в 50 лет, уже можно, да и нужно, проанализировать эту, мягко говоря, натовскую выходку. Давайте на минуту представим политическую ситуацию, сложившуюся к тому моменту в мире: повсеместное нагнетание милитаризма, гонка вооружений, ажиотаж и массовый психоз буквально во всем – великое противостояние двух грандов, расколовшее мир пополам. Силовые приемы противоборствующих сторон были далеко за гранью дозволенного в цивилизованном мире. Сталинско-трумэнские разборки могли спровоцировать третью, и уже – ядерную войну. Ведь натовский план Троян со сроком исполнения 1 января 1950 года предусматривал удары по СССР главным своим оружием – атомными бомбами, а их в этом оборонительном союзе было уже аж 300 штук. Но по разным причинам план все откладывался на более поздние сроки.

Вот в такой обстановке жил мир. Появление натовского стратегического бомбардировщика советским военным командованием было воспринято адекватно. Ведь сизокрылый голубь мог нести далеко не пасхальные яички. Последовала и соответствующая реакция.

Предполагаемый план нанесения ядерного удара предусматривал заведомое нарушение воздушного пространства. Конечно, этот полет мог быть и его имитацией, но безусловно шпионаж был одной из его целей. Шпионаж и ставится в вину экипажу самолета-нарушителя. Еще его вина безусловно в том, что самолет-нарушитель открыл огонь первым. Далее – невыполнение задания, потеря новейшей модели самолета, ставшего достоянием противной стороны.

В результате сильно был подорван авторитет как США, так и генералитета НАТО в целом. Да и что это за генералитет – составитель планов, если один полковник Шинкаренко путем нехитрой комбинации вверенных ему сил, на свой страх и риск в одночасье разрушил их все. Так что американские летчики на героев явно не тянут. Это – к слову об установлении им от­дельного памятника...

Александр Бондаренко

Лиепая, февраль 2000 года.

Опубликовано в газете «Утренний экспресс»

В номерах за 7 и 10 апреля 2000 года.