Дорога жизни, дорога страха

---

9 мая каждый год Православная церковь поминает тех, кто погиб во время Великой Отечественной войны. Поминальные молитвы звучат в этот день и под сводами храмов Лиепаи. Так церковь напоминает: ВОЙНА – это БЕДА!

Наверное, это от страха перед необычной обстановкой, перед холодом, перед неизвестностью, от желания вернуться в свою постельку, мне запомнилась Ленинградская «Дорога жизни». Я себя осознала, как человека и стала помнить себя именно после этой страшной ночи. Рано утром к нам пришел дядя Сережа Лисин со своей женой тетей Тоней. (Лисин Сергей Прокофьевич – Герой Советского Союза, командир подводной лодки, воевал на Балтике). Сергей Прокофьевич помог нам эвакуироваться из блокадного Ленинграда. Моему братику было четыре года, мне – три, а сестре Оленьке – год. Ни я, ни Вова от голода не ходили, а слабых детей не брали в эвакуацию. Чтобы не заметили, что мы не ходили, нас перевязали чемоданными ремнями. Деревянные ручки находились у нас на загривках, и мама незаметно держала меня и Вовку за эти ручки, как два чемодана. Ручка давила на шею, шапочка моя совсем слезла мне на глаза. Кроме отблесков прожекторов, которые ползали по небу, я ничего не видела и не понимала, что творится.

Нас посадили в крытые машины, и мы поехали. Заканчивался март месяц, лед на Ладоге уже вспух, машины были перегружены, было очень опасно. Впереди шли машины с ранеными. Одна из машин ушла в полынью под воду, началась паника. И тогда организаторы эвакуации дали команду выгрузиться и идти пешком.

– Рассредоточиться! Шире интервал! – кто-то кричал, охрипшим голосом, совсем рядом.

Олю несла на руках бабушка. Мама одеяло с Оленькой привязала к бабушке. Хотя в ту пору бабушке было всего 47 лет, голод сделал свое дело, она почти не чувствовала своей ноши и автоматически шла, еле переступая своими больными ногами. Мама очень устала нас с Вовкой тащить. Мы действительно были как два «чемодана», т.к. все, что можно было, она на нас намотала. Когда дошли до берега, мама просто упала без чувств, но вскоре поднялась и, положив нас под куст на снег, вернулась навстречу к бабушке.

– Мама, где вы, мама! – звала она.

И тут она увидела свою свекровь, которая еле-еле шла и плакала от ужаса и бессилия. Когда бабушка подошла ближе, мама увидела, что в одеяле нет Оленьки. Уже потом, вспоминая эту ночь, мама говорила, что, пожалуй, за всю войну она не испытывала ни такого отчаяния, ни такой силы, как в ту минуту. «Я не шла назад, я летела, сбивая несчастных встречных. Я кричала как бешеная.

– Осторожно, под ногами ребенок! Оленька, доченька! Оленька, Оленька!»

И вдруг она увидела на снегу, под ногами идущих людей, своего ребенка. Оленька не плакала, просто лежала и ручкой держала себя за ножку. Мама подлетела, схватила её на руки, содрала платок с головы, завернула как могла и пошла к берегу. Шла по льду и молилась, приговаривая:

– Есть Бог! Есть Бог! Как только никто не наступил на девочку?

Дул сильный северный ветер, а маме было жарко, она не чувствовала ни холода, ни ветра, а только крепко прижимала к себе свою самую драгоценную ношу на свете. На другой стороне всех людей сажали в машины и везли к теплушкам. Уже в поезде, ко всем бедам, Оленьке обварили ножки, и пошла она только в четыре года.

Теперь, когда я уже бабушка и мне 70 лет, я думаю о необыкновенной силе женщины–матери, о её доброте, о её самоотверженности, о дружбе и братстве того героического поколения.

Сегодня периодически по телевидению говорят о матерях, бросивших своих детей, о целой армии бездомных бродяжек – это в мирное время. Не так страшен этот факт, как страшно то, что породило безразличие, эту болезнь общества, которая убивает материнские чувства.

За двадцат лет нашего нового «демократического» общества мы вырастили новое – циничное, потребительское, жестокое поколение. Сегодня в интернете мы видим, как жестоко дерутся на школьных дворах девочки, не удивляемся, что молодые матери бросают новорожденных детей на помойках и отхожих местах, хотя можно ребенка оставить в роддомах или хотя бы подкинуть кому-нибудь, только не убивать это живое существо. Я возвращаюсь в ту страшную ночь и повторяю тысячу раз:

– Мамочка, да светится имя твоё! Да, светится имя твоё!

Евгения Тылюгс – Глуховская